И более вразумительного объяснения этой загадки я так ни от кого и не слышал. Когда Ноготка впоследствии спрашивали: «Как это ты, а?», он только странно улыбался и переводил разговор на другое. Потом, через много лет, он вместе с семьей переехал куда-то во Флориду, и больше мы о них не слыхали.

Но легенда о Ноготке жива в нашем городе и поныне. А мистера Маршалла до самой его смерти, последовавшей в апреле прошлого года, неизменно приглашали на рождество в баптистскую церковь — рассказывать эту историю ученикам воскресной школы. Как-то Хаммураби отстукал об этом рассказ и разослал его. во многие журналы. Но он так и не был напечатан. Ему ответил только один редактор, да и тот написал: «Если бы эта девчушка и вправду стала кинозвездой, в Вашей истории еще был бы какой-то смысл».

Но на самом-то деле этого не случилось, так зачем же выдумывать?

Фридьеш Каринти

ПИСЬМА В КОСМОС

(Перевод с венгерского А.Гершковича)

2 января

Братья! Счастлив и горд доложить: я прибыл на Землю! Мой путь на ракетном корабле длился около трех месяцев, и вот вчера, на закате солнца, я приземлился вблизи большого холма, у подножия которого раскинулся незнакомый город. Сейчас я дам себе небольшой отдых, а потом — за работу, за необыкновенную, прекрасную, благородную работу! Свое краткое сообщение я пишу с места посадки, завтра я — первый человек из космоса — войду в город, где живут люди Земли. Какая это будет великая минута в истории Вселенной! Я раскрою перед жителями Земли тайну своего существования, я расскажу им о том, что прибыл с планеты Марс, для того чтобы две человеческие цивилизации все узнали друг о друге. Что это будет за зрелище! Дух захватывает при одной мысли об этой минуте! Я вижу огромную, ликующую толпу, которая жадно ловит каждое мое слово; я расскажу им о великих открытиях, об истории Марса, о наших идеях, которые обогатят детское сознание обитателей Земли, более молодой по сравнению с нашей планетой. Заверяю вас, дорогие братья марсиане, что ваш посланец окажется достойным великой миссии, выпавшей на его долю.

3 января

Город, где я приземлился, называется Капиталистбург. Своей миссии я пока что не выполнил. Просто не было возможности. Появление мое не вызвало того энтузиазма, на который мы рассчитывали. Правда, несколько человек на улице обернулись мне вслед, но тут же торопливо продолжали свой путь. Я остановился на довольно просторной площади и произнес речь. Меня действительно окружила небольшая толпа, но вскоре подошел какой-то человек в синей форме и блестящей металлической каске и пригласил следовать за ним. Вся беда, наверное, в том, что я еще не овладел их языком; я пытался объяснить жестами и мимикой, что отлично знаю людей Земли, ибо мы на Марсе вот уже более двух тысяч лет наблюдаем через специальные телескопы за жизнью людей и нам они хорошо известны. Однако, меня, как видно, не поняли. Позднее, когда я снова вышел на улицу, то в ближайшем книжном магазине купил грамматику. До тех пор пока не выучу их языка, писать вам больше не буду.

5 февраля

Уже довольно прилично изъясняюсь на капиталистбургском языке. Многое для меня прояснилось. Например, нельзя говорить вслух, что думаешь, иначе, как здесь выражаются, «посадят». Но зато не возбраняется развешивать по городу глупые афиши, объявляющие о публичной лекции «Есть ли жизнь на Марсе?», которую прочтет марсианин. Вот только маленькая загвоздка; афиши печатают здесь в обмен на какие-то кругляшки из металла, которые называются «день-ги». Нельзя ли как-нибудь прислать мне такие кругляшки?

20 марта

Ура! С превеликими трудностями, но все же прочел публичную лекцию в малом зале «Ройял». Жаль, слушателей почти не было и успех оставлял желать много лучшего. Это неприятно, ибо не могу расплатиться за рекламу. Задумываюсь, не съездить ли домой, чтобы раздобыть немного этих самых… денег, но, как ни прискорбно, ракетный корабль я вынужден был заложить в ломбард. Мой доклад, говорит некто Шварц, не удался, так как я объявил аудитории, что прибыл прямо с Марса. Он считает, что умнее было бы представиться просто ученым, приват-доцентом, имеющим некоторые оригинальные мысли о жизни на Марсе. Кто знает, может быть, он и прав?

15 июня

Нашел способ добыть кругляшки — взялся за литературный труд. Отправился к книгоиздателю, как посоветовали в редакциях газет, где сочли мою рукопись о Марсе слишком серьезной. Этот Шварц говорит, чтобы я запасся терпением, так как дело быстро не пойдет. Нельзя ли прислать этих кругляшек? Накопилось слишком много долгов…

4 июля

Этот Шварц поделился идеей: мне следует выступить в варьете в костюме марсианина. Текст и музыку он берет на себя. Мотивчик довольно игривый: каждый куплет кончается припевом «Я марсианин, я марсианин!». Идея, пожалуй, недурна. Неужели это выход? Немного еще подожду… Авось…

18 июля

Вчера была минута, когда я подумал: наконец-то поняли, кто я такой! Поняли, какое поистине вселенски-историческое значение имеет мое прибытие на Землю! Я сидел в кафе, как вдруг под окнами увидел большую толпу: возбужденные люди показывали на меня пальцами. Сердце мое радостно заколотилось, я встал, чтобы начать речь, ибо толпа все росла и росла… В эту минуту подошел Шварц и сказал, чтобы я не валял дурака и воспользовался случаем: по городу распространили слух, что прибыл сам Макс Линдер. [3] Оказывается, меня приняли за него. Прошу немедленно сообщить, кто такой Макс Линдер. Не обитатель ли он Меркурия? Срочно выясните!

4 августа

Принял ваше сообщение о том, что Макс Линдер не с Меркурия. Это меня сейчас мало волнует: мне нужны деньги, иначе я пропал!

5 сентября

Срочно пришлите денег!

10 сентября

Устроился в варьете, так как мой ракетный корабль уже не вернешь. Надежды больше нет. (Между прочим, куплеты имеют успех!)

18 ноября

Что?! И думать не смейте! Сидите себе на Марсе и радуйтесь! Обо мне не беспокойтесь: тяну. Исполняю новые куплеты — о Максе Линдере. Вечером добираюсь до дому пешком. Прихварываю. Будьте счастливы!

Не поминайте лихом! Чао!

Джон Бойнтон Пристли

ДРУГОЕ МЕСТО

(Перевод с английского В.Ашкенази)

Неподалеку от Бакдена, в Верхнем Уорфлейле, расположен Хабберхолм — одно из самых маленьких и чудесных местечек на свете. Он лежит в долине среди высоких торфяных холмов и состоит из старой церкви, трактира и моста через реку. Летом, когда время таяния снегов давно позади, река редко бывает полноводной, и после двухчасовой ходьбы путник в ожидании, пока откроют трактир, может побездельничать на мосту, глядя, как блестит и мерцает вода. Когда я подошел, он уже стоял там — коренастый черноволосый человек лет сорока, угрюмо уставившись вниз и нимало не беспокоясь о том, что сигара, которую он жевал, потухла. Он был чем-то раздосадован, но трудно было поверить, что Хабберхолм не оправдал его ожиданий; поэтому я заговорил с ним.

Мы оба признали, что день сегодня чудесный и что места здесь неплохие, после чего я попытался удовлетворить свое любопытство. Я сказал, что мне нравится Хабберхолм и я стараюсь бывать здесь хотя бы раз в два года. Он ответил, что я совершенно прав и он меня вполне понимает.

— Между тем, — заметил я, — у вас такой вид, словно это место вас разочаровало.

— А знаете, так оно и есть, — сказал он медленно. У него был низкий голос и акцент, не то американский, не то канадский. — Хотя не в том смысле, какой вы имеете в виду, сэр. Хабберхолм в полнейшем порядке. Лучше некуда. Но мне так его описали, что я решил: это именно то место, которое я ищу. А оказалось не то, я ошибся.